Какая ж криповая песня. Снимем шляпы и выпьем.
Через эту песню с нами говорит мёртвое прошлое.
Мёртвое-когда-то-достоинство. Мёртвое-когда-то-живое. Мёртвое когда-то. То, Что Было Однажды.
Здесь нет той воюще-булановой и жизнесжигающе-меладзирующей безнадёги, которая была признаком расцвета 90-х. Они и существовали на надрыве, разрыве, в них бытие во всём его трагизме и героической угловатой и несвоевременной несуразности проявлялось максимально отчётливо и сочно.
Здесь — равнодушная, суховатая, мучительная, театрализованная констатация, возможно, с какими-то нотками сожаления или даже странного извинения, но очевидно принадлежащая устам знакомого, когда-то актуального, но умирающего на руках слушателя, прошлого.
Снимем шляпы.
Это самое непроглядное и странное в песне: нет никакого предостережения, никакой героики — только констатация. Она как человек, которому выматывают кишки, а он поставленным голосом комментирует, какая из них как называется на латыни.
В строках:
Телефон перестал отзываться на голос,
Если пуля летит — то её не вернёшь
Я поневоле слышу мандельштамовское:
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желёз.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Танец заслуживает отдельного текста. Это так трогательно — когда исчезающие, поющие о процессе закольцовывания своего времени, о процессе своего исчезания привычными голосами, скрывающими пронзительную боль благодаря многолетней практике актёрского лицемерия, по привычке проявляют чувственность — но её источника уже нет. Нелица танцуют. Нелица не нутрят тепления. Нелица проявляют нетёплую нетеплоту.
Нелица стараются согреть друг друга недыханием неживого.
Что? «Борис Моисеев имел собственные политические взгляды»? Помилосердствуйте. Борис Моисеев давно отбыл в Ленинград. Я не знаю, кого показывали по телевизору под его личиной. И вам знать не нужно. Не тратьте время на изучение таинств некромантии. Просто уходите, уходите подальше, пока и вас не подхватил этот поезд, ездящий по дикому, закольцованному, примитивному маршруту «Петербург-Ленинград», что появился в результате очередной рутинной русской времепространственной катастрофы… или я уже должна говорить — прыгайте поскорее с этого поезда, везущего вас в вязкую жизнеимитацию, в точку якобы начинания-с-начала, а на деле — точку концентрированного Небытия? Вам же практически прямым текстом сказали, что Ленинград это небытие.
В мультике «Время приключений» была серия о том, как Финн и Джейк попали в поезд, ездивший по закольцованно-бесконечному маршруту, который едва не превратил их в опустошённую нежить. Этот мультик… он выжигает душу. Начинаясь с забавного сюра, он переходит в антиэкзистенциальный ужас за порогом ядерной войны. Там тоже танцуют. Там тоже никто не понимает, кто есть кто.
Снимите шляпы и выпейте уже, чёрт возьми. Хватит угловато толпиться и жаться по углам.
K.S.