Утверждение, будто бы чилийская Правительственная хунта удерживала монопольное положение на политическом поле и до самого конца своего существования запрещала политические партии, является довольно распространённым. Но не очень корректным. Предлагаю вашему вниманию небольшой анализ политической жизни в Чили времён военного режима*.
С начала военного режима вокруг него вращались несколько интеллектуально-политических групп, которые предлагали милитарес свои социально-политические и экономические проекты. Первоначально симпатии Пиночета были на стороне гремиалистов — группы философов, социологов и интеллектуалов, преимущественно из Католического университета Чили, которые считали «деполитизацию масс» и переориентирование их на добровольные экономические взаимоотношения друг с другом — решением проблемы коммунистической угрозы. Иными словами, гражданам предлагалось уйти из любого рода партийной политики (сами партии запрещались, а властно-экспертно-политические функции переходили в руки гражданских технократов, профессионалов и военных.) Взамен граждане получали право на свободное создание социально-экономико-профессиональных гильдий («гремиализм» собственно и переводится как «гильдизм», gremio переводится как гильдия, или цех), а государство, в свою очередь, максимально устранялось из сферы экономических взаимоотношений между этими субъектами.
Важно упомянуть, что военные не запрещали социальные объединения; более того, в официальном документе Национальной канцелярии общественного развития под названием «Общественные организации и национальное восстановление» прямо заявлялось, что закон 16.880 от 1968 года был и остаётся фундаментальным документом, регулирующим взаимоотношения государства и гражданских организаций (ниже вы можете видеть президента Эдуардо Фрея, провозглашающего указанный закон.)
Организации делились на два типа: «территориальные» и «функциональные». К первым относились juntas de vecinos («соседсоветы») — соседские, либо районные советы — барриальные организации, которые, собственно, управляли жизнью в собственных районах, решали местные проблемы, занимались развитием культуры быта и коммуницировали с властью более высокого уровня. Ко вторым относились Центры материнства, Центры отцовства, спортивные организации, центры культуры-искусства, кооперативы и т.д. У граждан было право создавать через посредство соседсоветов группы, союзы, федерации и конфедерации. При этом juntas de vecinos по закону обладали правосубъектностью, могли самостоятельно взаимодействовать с властями разного уровня (а не просто слать отчёты в одностороннем порядке, занимая низшую ступень во властной иерархии), и являлись серьёзной, организованной сетевым образом, децентрализованной силой, крепко стоявшей на земле.
Министерство внутренних дел внесло несколько поправок в этот закон с целью воспрепятствовать проникновению экс-боевиков и левых радикалов в районные советы, а также для снижения уровня коррупции. Поправки были следующие:
— Все juntas de vecinos были обязаны зарегистрироваться и предоставить данные о себе (название, устав, местоположение, названия-имена и род занятий участников, юридический адрес и т.д.) До сих пор многие подобные организации функционировали сами по себе и к началу 70-х были повально инфильтрованы ультралевыми боевиками и кубинцами, которые вели активную пропаганду среди молодёжи. В остальном они были бесполезны: «Существуют бесчисленные общественные организации, в особенности молодёжные, которые не обеспечивают даже базовые потребности их собственных участников» (цитата Рауля Корреа Лабры, начальника Отдела социального развития МВД.)
— «Соседсоветы» отныне должны были предоставлять правительству примерный годовой план социальных-инфраструктурных-санитарных-иных работ.
— Создавались uniones comunales, объединявшие целые группы juntas de vecinos, которые помогали соседсоветам в решении бюрократических проблем, а выше стояли Спецкомиссии по труду, задачей которых было — контролировать бюрократов из свежесозданных юнионов, следить за соблюдением планов и, самое главное — выступать гарантами прав рабочих. Спецкомиссии предписывали каждому соседсовету создать механизм для подачи жалоб и обеспечивали эффективные действия и ответы на эти жалобы. Любая жалоба должна была рассматриваться в течение 15 дней с момента поступления. Спецкомиссии и юнионы следили за тем, чтобы жалобы не «клались под сукно» и чтобы местные коррупционеры не могли отмывать деньги, создавать фейк-планы, фейк-соседсоветы, и были вынуждены соблюдать права рабочих и удовлетворять нужды граждан.
Неформальным главой гремиалистов был чилийский философ и социолог Хайме Гусман Эррасурис, убитый левыми боевиками уже после ухода военных из власти — в 1991 году. Аугусто Пиночет некоторое время находился под влиянием идей Гусмана; отголоски гусмановских идей можно найти в его книге «Política, politiquería y demagogia» («Политика, политиканство и демагогия».)
До 1983 гремиалисты были более или менее в фаворе, однако, после сильнейшего экономического и политического кризисов, гражданских протестов, Правительственная хунта изменила тактику и стратегию. Её симпатии перешли к группе технократов и прагматиков во главе с Серхио Харпой, который осуществил либерализацию общественной жизни, убедил военных отменить запрет на «политизацию масс» и запустил процессы партийного строительства. В это же время цензура… нет, она не была отменена — скорее, она стала неактивной. Неформалы во всех смыслах этого слова чувствовали себя спокойно, к середине 80-х в стране начался расцвет фанзин- и метал-культуры, а в 1985 году в Сантьяго прогремел международный фестиваль тяжёлой музыки «Death Metal Holocaust», который с точки зрения консервативных католиков был вполне «дьявольским». В правительстве**, где процесс замены «мундиров» «пиджаками» шёл с конца 70-х***, всё уверененнее побеждали гражданские. Чилийская «оттепель» получила название Primavera de Jarpa — «весна Харпы».
Серхио Онофре Харпа был опытным политическим тяжеловесом с мощным аграрным и националистическим-народническим бэкграундом, и он доверял народу гораздо больше, чем гремиалисты. Его «антикоммунистический послужной список» впечатляет. В молодости он состоял в националистической Аграрной рабочей партии, которая поддерживала Карлоса Ибаньеса — одного из ключевых деятелей латиноамериканской Третьей позиции (другие видные её представители — аргентинец Хуан Доминго Перон, перуанец Мануэль Одриа, бразилец Жетулиу Варгас и венесуэлец Маркос Перес Хименес.) Затем он стал одним из основателей правой Acción Nacional (1963), которая объединяла консерваторов, аграриев, национал-капиталистов и членов запрещённого Национал-синдикалистского революционного движения — интересной, но малоизвестной организации, которая совмещала идеи испанских фалангистов с идеями чилийского национализма, логотип которой вы можете видеть ниже.
Харпа поддерживал характерную для латиноамериканской Третьей позиции концепцию Patria Grande (не будем на ней останавливаться; у меня уже практически готова статья о концепции PG) и был сторонником сближения Чили и Аргентины по проекту Хуана Доминго Перона. Сам же аргентинский лидер считал, что альянс Аргентины, Бразилии и Чили сделает Континент практически неуязвимым для неоколониалистских иностранных посягательств любого типа — неолиберального, коммунистического и др.
Харпа участвовал в создании правой Национальной партии и правонационалистического Acción Nacional в 60-е, состоял в активной оппозиции режиму Альенде в составе коалиции Confederación de la Democracia. При Пиночете он продолжал гнуть свою солидаристскую линию на сближение консервативных масс аграриев и рабочих с национальной интеллигенцией, военными и «аристократией». На илл. 2 и 3 вы можете увидеть портрет Харпы и его совместное фото с четой Пиночет.
Гремиалисты, которые в отчаянии наблюдали, как рушится их проект «деполитизированного общества», в котором большой политикой занимаются закрытые экспертные клубы, в срочном порядке основали Unión Demócrata Independiente (UDI) — правоконсервативную партию, которая должна была стать площадкой для всех сторонников и симпатизантов режима и задавить конкурентов. Единой партии, впрочем, не получилось, поскольку хунта оказалась… слишком законнической и фанатично институционалистской: раз было решено разрешить партии, значит, пусть чилийцы создают партии, закон превыше всего, никто не стоит над законом — гремиалисты в том числе.
В 1983 году в стране началось массовое партийное строительство. Множество политических партий появлялось и исчезало, и они, по чилийской традиции, вступали в самые широкие коалиции и альянсы****. У подобной тактики, помимо того, что она исторически свойственна чилийцам, были и прагматические основания: многих людей разных взглядов объединяло неприятие политики генералов. Ужиться в одной партии они вряд ли смогли бы, а состоять в коалиции — запросто. Так, например, самой широкой оппозиционной группировкой была Alianza Democrática, в которую входила масса людей из старых чилийских партий, от социалистических до правоцентристских. Демократический Альянс устроил первый митинг огромных масштабов (около полумиллиона человек) в Сантьяго. Это разозлило консерваторов, часть военых и сторонников жёсткой руки, Харпа в 1985 году был снят с должности министра внутренних дел, после чего… создал собственную партию Frente Nacional del Trabajo (Национальный трудовой фронт), а в дальнейшем стал одним из основателей и творцов дискурса правой партии Renovación Nacional, член которой, Себастьян Пиньера, уже дважды стал президентом Чили. В команду Renovación Nacional влился и другой политик, начавший собственную партинйную деятельность правого толка во время Весны Харпы — Андрес Алламанд, лидер Movimiento de Unión Nacional, основанной в 1983 году. Алламанд, кстати, был министром обороны в правительстве Пиньеры во время его первого президентского срока, и одним из кандидатов в президенты в 2013 году от Renovación Nacional.
Радикальные левые создали несколько коалиций, таких как Bloque Socialista и Movimiento Democrático Popular (Народно-демократическое движение). Первый просуществовал всего пару лет, с 1983 по 1985, а MDP, появившееся на свет в том же 1983, оказалось более живучим и «кусачим». Несмотря на то, что в руководство MDP входили коммунисты, члены террористической MIR и даже знаменитый левый радикал Ансельмо Суле, вице-президент Социалистического интернационала, милитарес и правительство соблюдали собственные законы — они не стали запрещать деятельность альянса и стоически претерпевали.
Однако на зычно подавших голос левых немедленно набросились гремиалисты. Группа юристов, в том числе Хайме Гусман, Симон Йевенес (убитый ультралевыми в 1986) и Пабло Лонгейра — влиятельный чилийский политик, тоже выдвигавшийся кандидатом в президенты страны в 2014-м, но снявший кандидатуру из-за проблем со здоровьем, забросали Конституционный суд жалобами на MDP. Весь процесс занял довольно долгое время, несмотря на то, что правые юристы активно продавливали идею запрета организации. Лишь в 1985 существование коалиции было признано неконституционным, однако она продолжала существовать подпольно до 1987 года, после чего влилась в новый левый альянс под названием Izquierda Unida.
В качестве ещё одного опровержения уверждений о «тотально несвободном, угрюмом и цензурном чилийском режиме» можно назвать очередное детище Весны Харпы — Partido Humanista, основанную в 1984. Гуманистическая партия придерживалась левых, гуманистических и экологистских взглядов, а её сооснователь и активист, известнейший и супер-экстравагантный музыкант и шоумен Флорсита Мотуда (на двух фото ниже — сам Флорсито Мотуда и совместный фотопортрет Китти Сандерс с ним, 2012 год), активно «кусал» власть с экранов телевизоров.
Таким образом, военное правительство сдержало своё слово — отмена запрета на партийность не была пустым звуком, и, несмотря на сопротивление гремиалистов, сторонников жёсткой позиции и возвращения к милитаристским истокам, партии и коалиции с самого начала Весны образовывались и активно действовали. Некоторые из них подвергались преследованиям, но легко уходили от них, переходя из блока в блок, перемещаясь в регионы и т.д. Очевидно, что реально жестокий, цеплявшийся за власть, агрессивный режим легко раздавил бы всю оппозицию за пару месяцев. А уж за убийства собственных функционеров и покушение на президента… Предоставлю русскоговорящему читателю пофантазировать самостоятельно: представьте себе нечто похожее в современной России (пятисоттысячный антиправительственный митинг с сожжёнными полицейскими «стаканами», стрельба из пистолетов и армейских винтовок по полиции и чиновникам, стрельба из гранатомёта по государственным деятелям высшего ранга) и представьте себе реакцию режима на такое. Когда вам в следующий раз будут рассказывать о невыносимых условиях в пиночетовской Чили — помните, что тамошняя «невыносимость» была буквально в несколько раз легче и либеральнее того, что существует сегодня в РФ (про СССР я даже не стану упоминать — такая оппозиция там просто перестала бы существовать физически.)
Подведём итоги. «Весна Харпы» сыграла очень важную роль в либерализации обстановки в Чили и, дав гражданам выплеснуть недовольство и усталость, предоставила военным новую порцию легитимности — на сей раз не провиденциально-националистической (спасение Родины от коммунизма), а уже «демократической». Кроме того, Весна сыграла важную роль в реконструкции гражданских политических институтов и внесла огромный вклад в бескровный, мирный и практически образцовый транзит власти от милитарес к гражданским. Отстроив государственные институты, сконструировав рыночную экономику и оформив Конституцию, военные отдали честь, сказали: «Misión cumplida» — и удалились, сопровождаемые противоречивыми криками: «Слава!» и «Позор!».
================
*Я избегаю частого использования термина «Чили Аугусто Пиночета», поскольку Пиночет никогда единолично не управлял страной; Правительственная хунта была коллегиальным органом, которая опиралась на гремии и гражданских технократов; президентский пост тоже не предполагал тиранических единоличных полномочий. Фраза о том, что в Чили «ни один лист не шелохнётся без его ведома», которую часто подают как «свидетельство беспредельной, тиранической власти Пиночета», в действительности была обращена к членам правительства и полностью звучала так: «Секретари и субсекретариаты постоянно информируют меня о том, что происходит в правительстве, здесь даже лист не шевелится без моего ведома». Проще говоря — этой фразой он пугал обленившихся или вороватых чиновников.
** Существует ошибочное смешение понятий «Правительственная хунта» и «правительство Республики Чили 1973-1989 гг». Правительственная хунта была высшим регулирующим органом и состояла всего из четырёх человек — командующего армией генерала Аугусто Пиночета Угарте, командующего Военно-морскими силами адмирала Хосе Торибио Мерино Кастро, командующего Военно-воздушными силами генерала Густаво Ли (позднее заменённого на Фернандо Маттеи), и главы Корпуса карабинёров (полиции) — Цесара Мендосы Дурана. При этом, разумеется, в стране продолжали функционировать министерства, секретариаты, существововали, соответственно, министры, секретари, алькальды и т.д.
*** Например, в 1978 году министром внутренних дел стал адвокат и профессор права Серхио Фернандес, заменивший на посту генерал-лейтенанта Сесара Рауля Бенавьедеса; в том же 1978 контр-адмирала Луиса Ниеманна Нуньеса сменил историк и преподаватель Гонсало Виаль Корреа, который стал новым министром образования; генерала карабинёров Марио Маккая Харакемаду заменил Альфонсо Маркес де ла Плата, президент Национального общества сельского хозяйства; министром юстиции в 1975 стал Мигель Швейцер Спейски, потеснивший представителя Корпуса карабинёров Уго Мусанте Ромеро, и так далее.
**** В связи с этим можно вспомнить любопытный случай из истории женского анти-альендевского Сопротивления начала 70-х. В 1972 году в Чили организовался Poder Femenino — своего рода правофеминистский координационный комитет, который организовывал и проводил антигосударственные протесты, продумывал стратегию, собирал средства на поддержку «родственных» анти-альендевских протестных организаций. Эта жёстко антикоммунистическая организация объединила неожиданно широкие слои женщин — против Альенде плечом к плечу работали представительницы и от левой Izquierda Radical, и от крайне правой Patria y Libertad.