Часть 1. Китайское образование в Индонезии и положение китайской диаспоры
В Индонезии издавна проживала большая китайская диаспора. Китайцы делились на peranakan — это те, кто уже частично ассимилировался и, как правило, происходил из смешанных семей и разговаривал на индонезийском, и totok — это те, кто преимущественно держался за китайскую культуру, был китаеговорящим и «чистокровным».
Колониальная администрация поначалу не позволяла учиться в своей системе ни китайцам, ни индонезийцам. Когда началось национально-освободительное движение, администрация ввела систему школ для индонезийцев. Тогда китайцы в самом начале 1900-х создали Tiong Hoa Hwee Koan. Официально организация была призвана распространять конфуцианские идеи и развивать индонезийско-китайские отношения. Tiong Hoa Hwee Koan вскоре начала создавать собственные школы и поощрять воспитание детей в духе totok, т.е. строго китайских традициях. Бонусом к образованию шел жесткий китайский патриотизм и нетерпимость к европейцам. Уже в 1910 колониальная администрация начала сама учить китайских детей, опасаясь всплеска китайского патриотизма. В новые школы повалили китайцы, и считалось что THHK-школы исчезнут за пять-шесть лет. Они, впрочем, не исчезли, потому что многие китайцы продолжали держаться за свою культуру и отдавать детей в национальные учебные заведения. Во многом это было связано со сложностью поступления в школы, которые курировала колониальная администрация. Кроме того, учитывая тогдашнюю индонезийскую коррупцию, значительная часть учебных мест вчёрную распределялась по «своим».
В 1915 году в «еврошколах» училось 8060 детей, а в THHK — 16500.
Основной минус THHK был связан с жесткой привязкой этих школ к китайской культуре и традиции. Их выпускники формировались, как «китайские китайцы», набор знаний и навыки были пригодны для жизни в Китае, но для Индонезии и тем более Европы не годились совершенно. Среди нового поколения totok было много безработных, плюс к этому их дискриминировали и коренные индонезийцы, которые были чрезвычайно националистически настроены, и европейцы. Предпринимались и медийные попытки уничтожить THHK. В 1925 peranakan Кви Хинг Тьят, известный интеллектуал с европейским образованием, стал призывать китайцев закрыть проект THHК, и этот призыв активно поддержала колониальная пресса.
Позднее, во время японской оккупации, были закрыты все «еврошколы», работали только китайские и индонезийские. В условиях такого выбора китайцы, разумеется, выбирали свои учебные заведения. В THHK хлынули дополнительные ученики. Диаспора в целом, однако, не была довольна, так как многие хотели, чтобы их дети получили европейское образование с потенциальной возможностью уехать учиться в Европу.
Интересно, что получавшие образование китайцы были успешнее индонезийцев. Например, выпускники колониальных «еврошкол» китайского происхождения составили в 1948 году 67.9 % от всех студентов университета Джакарты. Индонезийцы оказались в меньшинстве. Это, разумеется, провоцировало рост недовольства и националистических антикитайских настроений в индонезийском обществе.
Когда страна провозгласила независимость, к китайским школам поначалу относились терпимо. Они даже частично финансировались из бюджета. В 1950 социалистическое правительство, однако, перестало их финансировать. Президент Сукарно подмял под себя значительную власть, и, будучи по убеждениям радикальным националистом (он был одним из создателей концепции индонезийского национализма — его учение Панчасила, например, до сих пор является одним из государствообразующих факторов), он начал посепенно «зажимать» этнические меньшинства.
В 1957 у правительства Сукарно кончилась деньги, полученные с национализаций, а экономика, как и после объявления страной независимости, находилась в упадке. Одновременно с финансовым кризисом Китай, взволнованный судьбой диаспоры, начал пытаться отстаивать свое право теснее работать со своими гражданами на территориях других стран, развивать диаспоры, воспитывать их в патриотическом духе. Пекин начал вкладывать серьезные деньги в образование китайцев за рубежом, в т.ч. в Индонезии, и в итоге китайские школы начали давать более качественное образование, чем индонезийские. В ответ индонезийское правительство начало предъявлять претензии диаспоре. Китайские учителя должны были сдавать экзамены на лояльность и пригодность в местном Минобразовании, а китайские школы стали именоваться «чужими школами», в них нельзя было отдавать детей-индонезийцев. Интересно, что «чужими» школами занимался сам министр Джуанда — виднейший индонезийский политический тяжеловес, национальный герой Индонезии.
Китайцы в ответ стали покидать страну и саботировать, в стране началась сильная инфляция, и Республика ощутила на себе, что такое китайский фактор.
С 1958 по 1965 шло постепенное подчинение китайских школ индонезийскому правительству. В 1965 случился путч, пришедшие к власти милитарес сочли маоистский проект слишком опасным и агрессивным, и программа антикитайской дискриминации была продолжена.
Чужие организации и школы были запрещены из-за связей с КНР, левые организации в Индонезии тоже были закрыты. Три года китайским детям, желавшим оставаться носителями китайской культуры, было буквально негде учиться — под них только готовились места. Затем был разработан Sekolah Nasional Project Chusus, спецпроект по организации национальных школ. Формально эти заведения были для всех, но по факту их тут же массово заняли китайские дети. Давалась там ровно та же подчеркнуто нейтральная педагогическая госпрограмма, что и в обычных школах, но были уроки китайского языка и истории. Школ этих было очень мало, и китайцы, что не уехали на родину, частично ассимилировались, а частично ушли в протест и образовали гетто, где сами учили детей.
Часть 2. Заметка об истории индонезийско-китайских взаимоотношений
Чем сильнее охлаждались отношения между Китаем и Индонезией, чем более отчётливо проявлялись дискриминационные практики. Китайцы рассматривались, как потенциальная пятая колонна. Особенно сильно китайцев подозревали в шпионаже и сепаратизме, а сепаратизм в Индонезии был очень болезненной темой, под которую подводилась целая вербально-заглушечная система.
С 1965 по 1985 годы Китай и Индонезия хранили ледяное молчание по отношению друг к другу. В 1985, казалось, был совершен прорыв. Тогдашний китайский министр иностранных дел Китая У Сюэцянь добился встречи с президентом Индонезии Сухарто (см. фото выше). Он стал первым министром, посетившим Индонезию с 1965 года. Казалось, что лед был растоплен… но Сухарто неожиданно отказался встречаться. Аналитики трактуют этот эпизод как следствие глубокого разлома между политической стратегией индонезийских милитарес, непосредственно членов военного сословия, которые видели в Китае прежде всего опасного и мощного соперника, и стратегией МИД, крупных бизнесменов и руководителей, считавших, что без открытого рынка с Китаем Индонезия не сможет состояться как мощный региональный игрок.
Индонезийский МИД был одной из наиболее прагматически мыслящих структур в индонезийском государстве. Он последовательно выступал за максмальную дипломатическую открытость по отношению к Западу и Китаю, и требовал воплощения принципов Realpolitik, а не идеологических ограничений в международных отношениях. С 1966 функционеры МИДа и горячие сторонники Orde Baru — Адам Малик, Мохтар Кусумаатмадья, Али Алатас, сопротивлялись политике охлаждения и разрыва дипотношений. Тем не менее, военные продавливали свою линию — Индонезия и Китай объявлялись врагами, и диалог между ними прекратился. Даже когда ближайшие компаньоны Индонезии по АСЕАН — Малайзия, Таиланд и Филиппины, признали красный Китай и стали сотрудничать с ним, Сухарто и милитари-лобби в правительстве блокировали любые попытки наладить диалог с этой страной. В 1972 влиятельный Адам Малик также предпринимал попытки убедить Сухарто в необходимости сменить риторику и прекратить вражду с Китаем, но безуспешно.
Любопытно, что при всем этом Индонезия довольно активно заигрывала с Вьетнамом в противовес Китаю. В 1984 году главнокомандующий индонезийскими Вооружёнными силами Бенни Мурдани стал первым не-коммунистическим полководцем, тепло встреченным в Ханое и высоко оцененным вьетнамской стороной.
Только в 1989 году, во время похорон императора Хирохито, в Токио произошла историческая встреча Сухарто с китайским министром иностранных дел Цянь Цичэнем. Встреча стала неожиданностью для мировой общественности. В ходе беседы представители КНР и Индонезии договорились о нормализации отношений между странами после четвертьвекового перерыва.
Kitty Sanders