— Когда ты впервые услышал слово «марихуана»?
— Мне было 12 или 13 лет, я читал биографию The Beatles, на обложке журнала был нарисовано что-то по теме каннабиса, и наткнулся на это слово. Вообще моя первая детская информация о психоделической культуре связана с Битлами.
— Когда ты начал выращивать траву?
— В 1997 году. До этого я в основном курил с друзьями и коллегами по музыкальной группе, к культивации и выращиванию отношения не имел, был обычным потребителем. В 1997 я увидел журнал High Times, на обложке которого был изображен лист конопли. Я был совершенно не в теме культуры каннабиса, и решил, что это журнал о рок-музыке и альтернативной культуре, а поскольку я был фанат рока, то приобрел High Times. Был очень удивлен, когда открыл его — мне не приходило в голову, что по теме каннабиса можно издавать журнал. Я прочитал его от корки до корки, но ни хрена не понял, хаха! В то время в Аргентине никто не занимался гроверством, весь стафф шел из Парагвая. Все мои друзья тоже были не в теме — мы в основном курили.
Мне с детства нравилась ботаника и работа с растениями, и я подумал: «Черт, почему бы не начать выращивать траву?». Эта идея просто не давала мне покоя, и в итоге я таки ее реализовал.
— С чего ты начал? Где добыл свои первые семена?
— Один мой друг собирался ехать в Европу. Я поговорил с ним, мы почитали прессу по теме и обнаружили, что семена можно приобрести в Голландии. Через месяц чувак вернулся с семенами, которые купил в цветочном магазине в Амстердаме…
— Извини, перебью — а что за сорт был?
— Это была Sativa Mexicana.
Так вот, чувак шарится по всем магазинам подряд, нигде не может найти семена, и в итоге напрямую спрашивает у цветочника: «А другие семена у вас есть?», представляешь? Хаха! Самое интересное, что у цветочника было — он вытащил из-под прилавка коробку с семенами каннабиса и продал.
Я был дико рад, что моя мечта начала сбываться. Первый блин, впрочем, получился комом — я не знал, что коты обожают марихуану, и в итоге мой кот сжевал кусты. К счастью, то ли цветочник был в тот день щедр, то ли мой друг так мощно закупился — но семян было много (около 20), и я посадил еще, на этот раз подальше от кота. Растения выросли большие, я ходил между ними с гроверским журналом в руках и изучал, где у них что, какого они пола и все прочее.
Для начала я хотел получить как можно больше семян. В первый год я, как состоятельный крот, занимался их приумножением.
Ты кому-нибудь рассказывал, что у тебя есть плантация?
— Нет, никому.
— Почему? У тебя были какие-то опасения? Боялся преследования?
— Да нет, просто никто особо не интересовался и не заговаривал на эти темы. Сейчас, когда трава стала трендом и даже признаком хорошего тона — все стали разговаривать про нее, иметь пару растений дома даже стало модным; в 90-е выращивание травы было «асоциальным» заниятием, это автоматом исключало тебя из общества. Это считалось аморальным, маргинальным и опасно близким к криминальной наркоторговле.
— А когда ты впервые выкурил косяк?
— Не знаю… Лет в семнадцать, наверное. Первый случай вообще прошел мимо меня — трава была слабая, меня абсолютно не торкнуло, и я помню его довольно плохо.
— Было ли в те времена популярно курить на дискотеках?
— Нет, что ты. На дискотеках вообще никто не курил — в основном бухали. Трава и наркота в 90-е были распространены в богемной среде — среди музыкантов, художников, неформалов. В высокопоставленной богеме все тоже курили, но об этом было не принято говорить. Даже когда музыканты писали музыку о траве, напрямую ее не называли в текстах, а использовали нечто вроде арго.
— Дорого ли стоила трава в то время?
— Нет, не особо.
— И купить было несложно?
— Нет.
— В Аргентине в то время была формально запрещена трава. Как полиция и правительство относились к культуре каннабиса и его потреблению?
— Равнодушно. Они имели долю с продаж травы, и вели себя совершенно спокойно. Полиция вообще практически целиком контролировала траффик, по ТВ иногда передавали отчеты о том, что раскрыта контрабандная партия, но это была показуха — из сотни партий вскрывали одну, чтобы продемонстрировать работу органов. Основной поток контрабанды шел в вишьи, откуда шла уже розничная продажа.
— Были ли какие-то перемены в отношении властей к марихуане в 80-е и 90-е?
— О да. В 90-е президент Менем принял закон 23.737, по которому человека можно было привлечь и посадить за культивацию и хранение. Срок варьировался от того, признавали ли тебя частным лицом, просто хранящим траву, либо наркоторговцем. Закон по факту стирал грань между гроверами и наркоторговцами и наркотраффикантами, и это было довольно тревожно и оскорбительно к тому же. Вообще при Менеме все стало гораздо жестче. В 80-е все было терпимей, общество было безразличней, не было антинаркотического общественного помешательства, и проблемы марихуаны попросту не существовало — к ней относились очень обыденно. В 90-е же ее объявили наркотиком и стали пытаться преследовать.
— Сегодня в Аргентине тема марихуаны очень популярна. Когда наступил этот перелом? Когда трава из «наркотика» превратилась в достаточно трендовую и модную вещь?
— Во время кризиса, в начале 2000-х, люди начали массово выращивать траву. Проблема была в том, что цены на нее рванули до небес, покупать стало дорого, людям требовалась разрядка и средство от кризисной депрессии, и они стали интересоваться темой самостоятельной культивации.
Кризис стал страшным ударом для страны, 100 песо превратились в 10 песо, и народ вполне естественно стал выращивать самостоятельно, осознав, что это растение, и найдя более-менее правдивую информацию про каннабис.
— Где народ брал семена?
— Покупали в интернет-магазинах, дарили и обменивались по почте — пересылали в посылках и письмах, вписывая левые данные и шифруясь. В основном брали из Европы и совсем немного по Латине. Так как все только начинали, у всех была цель накопить как можно больше семян, как и у меня в самом начале, хехе.
— Как у тебя появилась идея создания собственного журнала?
— На протяжении нескольких лет, что я занимался культивацией, я снимал процесс на фотокамеру — семена, ростки, кусты, цветы, продукт. В результате у меня скопился солидный гроверский архив — разные сорта, их особенности, короче — небольшие секреты культиватора в фотографиях. С каждым годом урожайность и качество продукта повышалась, у меня накапливался опыт. Я стал думать, что с ним можно сделать — хотелось поделиться с людьми опытом и фотографиями. В итоге я и еще несколько гроверов решили выпустить книгу с моими иллюстрациями, но потом пришли к идее журнала. Мы периодически забивали на это дело, потом опять загорались, обсуждали, дымили — и в итоге первый номер вышел в самом конце нулевых.
— Были ли у вас проблемы с дистрибуцией и продажей журнала? Не сталкивались ли вы с цензурой?
— Нет, ничего такого. К нам относились достаточно терпимо, журнал продавался через вполне официальные киоски с прессой. За пару лет до нас начал выходить журнал THC — вот у них были проблемы с цензурой. Их обвиняли в пропаганде наркотиков и обелении наркопреступности, призывах употреблять наркоту — но они выиграли битву. Они доказали в суде, что просто дают информацию о специфической культуре.
— Это было уже при киршнеризме, не так ли?
— Да-да, именно так. Появление этого журнала шокировало многих, и государство попыталось на волне возмущения и шока заткнуть издание. Поэтому когда мы выпускали первый номер Haze, мы избегали лозунгов и делали нейтральные обложки, чтобы не попасть под обвинение. Сегодня Haze это издание для гроверов, а THC — популяризаторы культуры каннабиса и психодела.
— Как сегодня чувствуют себя культиваторы и представители каннабис-культуры в Буэнос-Айресе?
— Чувствуют себя нормально, организуют марши, кубки, продвигают движ по теме легалайза и распространению культуры.
— Когда был проведен первый каннабис-кубок в Аргентине?
— В районе 2002-2003 года. Первые кубки были небольшие, и в основном использовались для организации движа и обмена опытом. Говорить о значительных гроверских достижениях тогда было рановато — были победители, но сама индустрия только делала первые шаги.
До собраний в реале многие гроверы сидели на американских и европейских форумах — виртуальный движ начался еще в 90е, и это было очень важно. Можно было использовать ники и анонимно получать информацию и советы, не опасаясь каких-то репрессий. Это реально было великолепным достижением — анонимность на форумах. Большое спасибо английскому языку, который дал возможность связываться с гроверами по всему миру. Через форумы многие начинающие гроверы получили в подарок свои первые семена. Мы чувствовали себя хакерами, взломщиками Матрицы, хаха!
— Сталкивался ли ты с проблемами продажи символики, материалов по марихуане? В СНГ, например, можно получить проблем даже за ношение подобного стаффа.
— Никогда не сталкивался ни с чем подобным, в Аргентине это невозможно, поскольку и сама трава, и тем более ее символическое изображение очень плотно и глубоко сидит в культуре. Смешно, что из-за этого листа многие люди реально думают, что «курить марихуану» значит курить сухие листья.
Человека, увешанного символикой, неформального вида и сильно укуренного, полицейский может попросить угостить косяком, или, если ему очень приспичило — даже отжать немного травы, не больше. Но это не правило в Аргентине — просто иногда случается.
— Твое отношение к российским законам, по которым нельзя издавать прессу, публично обсуждать и даже демонстративно носить символику с каннабисом (не говоря уже о наркокультуре в целом)?
— Очень плохое отношение. Невозможно «запретить» людям думать какие-то мысли, искать информацию и т.д. Возможно, российское общество не так открыто и готово к переменам в отношении марихуаны. Плюс ко всему марихуана в России сильно демонизирована, окружена мифами; все эти мифы и запреты не имеют под собой никаких реальных причин — мы ее культивируем и выращиваем, и прекрасно знаем цену всей лжи и глупостям о ее вреде. Очень много зависит от мнения молодежи — может, ей стоит быть более активной, организовываться, общаться, искать информацию по теме. Важно не быть пассивными. В Аргентине произошло именно так — молодежь подняла тему и продавила либеральные законы относительно травы.
— Прокомментируй ситуацию с легалайзом в Уругвае, пожалуйста.
Уругвай сделал очень интересный политический ход, и на вид все просто прекрасно. В то же время, однако, немного смущает информация, которая до нас доходит.
— Что за информация?
— Дело в том, что в Уругвае роль культиватора и продавца берет на себя государство. Кто же будет выращивать? Они что, собираются нанимать гроверов, приглашать каких-то специальных людей, или что? Кто будет получать лицензии на культивацию? Частные лица или государственные структуры? Будет ли это своего рода работой — я получаю лицензию, выращиваю и потом продаю государству по фиксированной цене, а оно потом распределяет товар по точкам? Непонятно, как они собираются контролировать производственный процесс, если все будет идти централизованно. Это новая практика, в ней не выработаны необходимые механизмы. Перед тем, как говорить что-то конкретное, надо посмотреть, как Уругвай будет решать эти проблемы. Сегодня в стране президент Мухика — а что будет, когда он уйдет? Меня, как гровера, напрягает неизвестность и заведомая несвобода в связи с сильным участием государства в проекте.
— Какие сорта наиболее популярны в Аргентине, и что тебе больше по душе?
— Наиболее популярна парагвайская сатива. С этого все начиналось… Это такая сентиментальность, ностальгия. Кроме того, там массово выращивают траву, все из-за подходящего климата и давних плантаторских традиций. Аргентинский рынок забит парагвайскими семенами и стаффом. Из зарубежных наиболее популярны AK-47, White Widow, разные вариации Skunk’а, Haze.
Мои любимые сорта — Sativa Mexicana, Punto Rojo, Panama Red.
2015 г.