Существует несколько устойчивых мифов об испанском франкизме. Каждый из них имеет под собой определённую долю правды, однако категоричность, с которой их подают, не всегда помогает разобраться в политической, социальной, пенитенциарной и культурной архитектуре франкистской Испании. Сегодня мы разберём некоторые из таких тезисов и попытаемся сконструировать «исторически сбалансированную точку зрения», которая, не отрицая авторитарности и негативных аспектов испанского франкизма, покажет его рациональным, разнообразным и договороспособным, и убавит градус демонизации, который чрезвычайно завышен в последние годы.
1. Франко было невозможно сместить с поста иначе, как покушением — диктатура не предоставила возможности для транзита власти.
11 статья Ley Orgánica del Estado утверждала, что в случае отсутствия главы государства на национальных территориях, или же его болезни, власть по достижении тридцатилетнего возраста принимает наследник престола, либо, в ином случае, Регентский совет. Глава правительства должен был осуществлять свою рутинную работу и отчитываться перед Кортесами.
В Испании милитарес рассматривались, как сила, которая защищает нацию от внешнего хаоса и кровавого бардака, а сам каудильо — как провиденциальная, отчасти даже «нестареющая», метафизическая фигура, посланная Богом для спасения страны и сохранения её идентичности. Прямо говорить, что каудильо может умереть, стать недееспособным, или просто перестанет справляться со своими задачами, считалось неуместным, однако «болезнь», упомянутая в статье 11 Органического закона, подразумевала все подобные сценарии.
Следует также отметить, что франкизм от, скажем, португальского Нового Государства, выгодно отличало наличие оппозиции. Режим Франко, несмотря на относительную монолитность и идеологическую заточенность на фундаменталистский национал-католицизм, антикоммунизм и национал-синдикализм, содержал внутреннюю раздвоённость. Речь, конечно, идёт о противостоянии консервативного, бюрократического, технократического крыла политиков (к которым относились Фермин Санс-Оррио, Блас Пиньяр, функционеры Opus Dei и т.д.), и национал-революционных фалангистов, а также о противостоянии технократов и синдикалистов. Несмотря на то, что, отправив на фронт Голубую дивизию, Франко избавился от наиболее революционных элементов внутри фалангистского движения, оно продолжало выполнять роль важного противовеса вертикалистам-технократам.
2. Франкистский режим был чудовищно пуританским и запрещал любые темы не только «ниже пояса», но даже «ниже шеи». Испанский кинематограф при Франко превратился в чёрную дыру, он совершенно не развивался.
Цензура в Испании присутствовала в достаточно жёстком формате. Она развивалась зигзагообразно, то допуская послабления, то внедряя штрихование декольте и проповедуя «возвращение к моральным истокам». Однако испанская культура, несмотря на цензуру, развивалась и впитывала прогрессивные тенденции достаточно бурно (по меркам южноевропейских авторитарных фундаменталистских режимов), в отличие от, например, португальской.
В испанских СМИ, несмотря на достаточно пуританскую цензуру, освещались современные музыкальные, архитектурные и культурные тренды; так, на протяжении нескольких лет в стране бушевали дискуссии относительно модной джаз-музыки и её влиянии на испанскую душу. Важен, однако, именно тот факт, что дискуссии велись, статьи о джазе попадали в крупные медиа, а сами пластинки были доступны.
Помимо всего прочего, при Франко очень продуктивно развивался испанский кинематограф, который даже сконструировал специфические субжанры — такие, например, как испанский нуар, изрядно отличавшийся от своего великого американо-британского кинособрата. Помимо всего прочего, в испанских нуарах конфликт нередко случался на почве измен, затрагивалась даже проблема траффика женщин в Аргентину, то есть цензура не была деревянной и допускала обсуждение в кино «неприличных» вопросов. Кино было одним из любимых развлечений испанцев, и в стране во времена франкизма было снято великое множество фильмов. Франко и сам был поклонником кинематографа и увлекался киносъёмкой.
3. Полицейская работа режима были невыносимо репрессивной и несправедливой. Франко создал эффект «осаждённого государства» и наживался на этом.
Франкистская полиция и её действия, которые, конечно, выходили за рамки современных представлений о работе полицейских структур, не шли ни в какое сравнение с нормами полицейского поведения в, скажем, Третьем Рейхе, СССР, Венгрии, или, скажем, в брутальных коммунистических и национал-социалистических режимах, типа маоистского, полпотовского, чучхеистского, или греческого времён Чёрных полковников. Режим в Испании старался прогрессировать в смысле полицейско-дознавательной работы и проводил амнистии — в частности, в 1940 и в декабре 1943. Заключённым срезали треть срока за участие в «добровольных работах по восстановлению страны». Главная проблема заключалась не столько в репрессивности полицейской работы, сколько в медлительности судебной системы, из-за которой множество арестантов подолгу сидели, дожидаясь, собственно, суда и приговора. Это общая проблема стран с раздутыми консервативными бюрократиями, и Испания не была исключением.
Существует серьёзное различие между политическими, социологическими и пенитенциарными практиками времён Первого и Второго франкизмов (1939-1959 и 1959-1975). Второй франкизм был связан с открытием Испании Западному миру, увеличением бытового комфорта, постепенной миграцией в сторону контролируемой, но всё же демократии, и усилением риторики и практик, касавшихся прав человека (в частности, прав рабочих, крестьян, интеллектуалов, женщин). Первый франкизм и его систематические перегибы во многом были обусловлены не столько некоторой «паталогической» жестокостью милитарес, сколько изоляцией, которой подвергали Испанию развитые западные демократии. В результате Испании приходилось опираться на лояльные государства Третьего мира, стремиться избежать голода и стратегического поражения, что не лучшим образом сказывалось на идеях комфорта и мира для всех граждан.
Чрезвычайные меры, которые предпринимал режим, объяснялись борьбой с сепаратизмом и терроризмом. Напомним, что одна только организация ETA за всё время своего существования убила 857 человек. Помимо ЭТА существовали DRIL (Directorio Revolucionario Ibérico de Liberación), которые при организации теракта однажды случайно убили годовалую девочку Бегонью Уррос — первоначалально в её убийстве обвиняли боевиков ETA) OMLE (Organización Marxista-Leninista de España), GRAPO (Grupos de Resistencia Antifascista Primero de Octubre), FRAP (Frente Revolucionario Antifascista y Patriota) и другие.
Это ни в коем случае не оправдывает пытки, или продолжительные досудебные отсидки, однако позволяет представить себе реакционный, во многом «оборонительный» (или казавшийся таковым) способ мышления франкистских силовых структур и отчасти объясняет их решительность, когда дело доходило до вопросов сепаратизма, или левого сопротивления.
4. В Испании были запрещены профсоюзы и риторика на тему прав рабочих.
Есть два определения, более-менее очерчивающих франкизм, как политическую идею: национал-католицизм и национал-синдикализм. Синдикализм — означает, что синдикаты (профсоюзы) были одной из основ режима Франко, наряду с церковью, промышленниками, традиционной аристократией, технократами из Опус Деи и т.д. Вопреки распространяемому левыми мнению о том, что профсоюзы могут быть только «красными» — марксистско-ленинскими, троцкистскими, анархо-синдикальными, идея профсоюза гораздо шире. С антикоммунистическими, националистическими профсоюзами, гильдиями и рабочими организациями экспериментировали Хуан Доминго Перон в Аргентине, Карлос Ибаньес дель Кампо в Чили и многие другие — что не мешало первому заявлять, что коммунизм это разновидность неоколониализма, и его не должно быть в Аргентине, а второму — что «красный флаг не может присутствовать на территории Чили, поскольку он символизирует анархию, разруху и ужас». Важно понимать, конечно, что, режимы Ибаньеса и тем более Перона были гораздо демократичнее и свободнее режима Франко — как минимум в силу антиколониализма и третьемиризма двух первых.
В Испании существовали синдикаты. В Испании было Министерство труда. Там работали над правами рабочих, и идея justicia social (социальной справедливости), основанная на католической социальной доктрине, была государственной идеологией. Уже 9 марта 1938 года в свет вышел документ под названием «Fuero del Trabajo», один из основополагающих правовых актов франкистской Испании, в которой определялись права рабочих. Среди них значились право на отдых, право на труд, на владение собственностью, на семейное субсидирование, ограничение рабочего дня и т.д. Там же были зафиксированы права и обязанности вертикальных синдикатов. Работа по последним — теоретическая и практическая, шла непрерывно. Минтруда успели повозглавлять и олдскульные революционеры-фалангисты, готовые хоть сейчас вести пролетариат на улицы, такие, как Хосе Антонио Хирон де Веласко (на фото ниже с Эвой Перон и Франсиско Франко) и жёсткие институционалисты, консерваторы с карлистским бэкграундом, критиковавшие фалангистских предшественников за «пролетаризацию» и «революционизацию» синдикальных структур — такие, как Фермин Санс-Оррио, руководитель Минтруда с 1957, автор ряда теоретических трудов и статей о синдикализме.
Более того, если вы обратите внимание на фалангистскую пропаганду, то заметите, что солдат, рабочий и мать — это одни из ключевых для франкизма образов. Пообщавшись с современными неофранкистами, вы обнаружите у них ту же про-рабочую, про-национальную и солидаристскую риторику, требования вернуть «настоящие», патриотические, служащие рабочим и Отечеству, вертикальные синдикаты и отказаться от материалистических идеалов, предлагаемых левыми и либеральными оппонентами.
K.S.