Перу — одна из самых интересных стран Латинской Америки. Ее жители гордятся своей родиной. Перуанцы гордятся своей историей и происхождением. Многие из них считают, что у Перу есть особый путь развития.
Такое мироощущение требует некоторой корректировки, поправки на эффективность и практичность. В противном случае нация будут чувствовать себя несправедливо обиженной, и бороться с ветряными мельницами под лозунгами стремления к справедливости. У Перу есть схожие проблемы: она то изибрает «идеальную серость», то мечется между двумя крайностями. В результате страна иногда топчется на месте, иногда пытается выбрать национального спасителя, и лишь изредка приводит к власти значительных лидеров, зачастую — радикально противоположных взглядов. Яркий пример двух таких крайностей — президенты Хуан Веласко Альварадо и Альберто Фухимори
1. Революционное правительство Вооружённых сил, Peruanidad и «План Инка»
В 1968 году, когда в Перу был сильный кризис, военная хунта во главе с генералом Хуаном Веласко Альварадо свергла президента Белаунде Терри и взяла власть в свои руки. Все шло по классическому сценарию — главы ВВС, ВМФ и сухопутных войск поделили между собой министерские посты, действие парламента приостанавливалось, вводилась диктатура… Но диктатура эта была левой, но с чрезвычайно сильным националистическим уклоном и стремлением вытащить в политическое поле коренных жителей. Для этого Хуан Веласко Альварадо объявил язык кечуа вторым государственным и предоставил нативам облегченную возможность участвовать в общественной жизни страны через систему СМИ. Было введено образование на языке кечуа — оно становилось всеобщим, бесплатным и обязательным. Бесплатной и всеобщей становилась и медицина. Женщинам гарантировались равные права с мужчинами. Хунта отчасти вдохновлялась философскими идеями перуанских апристов (сторонников политической философии партии APRA), в частности, известного перуанского политического деятеля и мыслителя Виктора Рауля Айя де ла Торре, который был сторонником Latinoamericanidad, социалистической экономики, радикальных аграрных реформ и политического латиноамериканского национализма. Он в равной степени отрицал сотрудничество с Вашингтоном и Москвой, считая капитализм и коммунизм двумя формами империализма: «¡Ni con Washington ni con Moscú!, solo el aprismo salvará al Perú» («Ни с Вашингтоном, ни с Москвой! Только апризм спасёт Перу».) В действиях перуанской хунты также прослеживается подражание аргентинскому опыту: проводя радикальные реформы, правительства Хуана Веласко Альварадо вдохновлялось идеями Хуана Перона и, разумеется, его перуанского «аналога» — Мануэля Одриа. С самого начала режим обозначил свою про-нативную, эгалитарно-националистическую ориентацию; собственно, даже опубликованный правительством план реформ носил название «План Инка». В культурно-эстетическом отношении Хуан Веласко Альварадо был открыт для коренных жителей; фактически, он планировал заново создать перуанский национализм на принципах равноправия всех граждан страны, независимо от их этнической принадлежности.
С той частью апристской формулы, которая касалась Вашингтона, военный режим справился: отношения с США были практически разорваны. Перуанское правительство национализировало важную для американцев собственность, связывая бывшие частные компании в монопольные государственные корпорации, такие как PescaPeru, MineroPeru, Petroperú, ElectroPeru, Compañia Peruana de Telefonos (CPT), EntelPeru, Correos del Peru и т.д. Оно изъяло даже американские рыболовецкие суда. В 1969 году правительство национализировало основные банки страны, и ограничило участие иностранного капитала в них максимальными 25%. Это сильно повредило репутации страны за рубежом и вызвало отток инвестиций. Кроме того, перуанцы выдворили американскую военную миссию и демонстративно запустили масштабную программу перевооружения объёмом в 1.2 млрд. долларов.
Проблема возникла со второй частью формулы — «московской». Ведь программа перевооружения и «поиск новых торговых направлений» в основном свелись к сотрудничеству с СССР. Безусловно, просоветская внешняя политика хунты была довольно осторожной — военные не хотели сделать из страны вторую Кубу. Перу не занималась активной демонстрацией дружбы с СССР, как это делала Боливия периода Хуана Хосе Торреса, или та же Куба, однако отношения между странами были очень тёплыми. СССР поставлял большое количество оружия в Перу и активно торговал с ней. Военное правительство отказывалась участвовать в революционных преобразованих или каких-либо действиях за пределами Перу, а в ответ на предложения с обеих сторон отвечало программными статьями, в которых упорно повторяло: «Ни капитализма, ни социализма».
Единственным исключением была Чили. После прихода к власти военной хунты во главе с Аугусто Пиночетом, отношения между странами резко охладели — настолько, что сам Пиночет отмечал угрозу войны с Перу, и ее вероятный негативный исход для Чили. «Если бы Перу напала на нас в 73-м году, — говорил он, — то ее войска быстро добрались бы до Копьяпо». Пиночет собирался разработать план превентивного удара по Перу, однако его соратник, генерал ВВС Фернандо Маттеи, отец кандидатки в президенты от правых в 2013 году Эвелин Маттеи, категорически отверг эту идею и гарантировал, что «перуанцы разгромят чилийские ВВС в первые пять минут сражения». Со своей стороны перуанцы тоже не горели желанием атаковать сложную для завоевания и неплохо вооруженную Чили, и ограничись только воинственной риторикой. Например, Веласко Альварадо заявил, что «если чилийцы не прекратят это дерьмо, то завтра» он будет завтракать в Сантьяго.
Нельзя, однако, считать, будто режим Хуана Веласко Альварадо принёс Перу некоторый исключительный вред, и тем более — что он был бесполезен. Роль аграрной реформы, проведенной правительством в 1969-м году и более-менее разрешившей невыносимую ситуацию в перуанском сельском хозяйстве, была огромной. В тогдашней Перу крупные землевладельцы — 0.5% от населения Республики имели в собственности около 75% сельскохозяйственных земель. Реформа Хуана Веласко Альварадо нанесла удар по традиционным перуанским финансовым и земельным неэффективным, элитаристски мыслящим группам влияния. На экспроприированных землях создавались крестьянские кооперативы. Дополнительно хунта объявила «все воды без какого-либо исключения» собственностью государства, сильно облегчив жизнь крестьянам и особенно коренным жителям. Но социалистический путь есть социалистический путь — и он всё же привёл Перу к предсказуемому финалу. Гигантские государственные конгломераты работали неэффективно, отток инвестиций усугубил ситуацию, и экономика страны начала сбоить.
Вдобавок к озвученным проблемам в стране нарастало народное недовольство. Политические реформы сопровождались очень жесткой цензурой — правые, правоцентристские и многие альтернативно-левые силы были полностью выключены из общественной жизни, в СМИ пропускались только «одобренные» левые материалы, радио и ТВ преимущественно были заполнены правительственной пропагандой, проправительственными левыми и индихенистами. Правые СМИ экспроприировали, а владельцев высылали за границу. В стране царило ужасающее по меркам региона стукачество. Люди подвергались полицейским репрессиям за малейшее недовольство политикой хунты. Это привело к появлению мощной подпольной правой сети, в которую вошли некоторые члены военной фракции, осуществившей переворот. Организуя переворот 1968 года, большинство военных не собирались проводить настолько жёсткую политику — их целью было свержение коррумпированного режима и аграрная реформа, но никак не брутальная цензура и национализация целых экономических секторов.
Президента также начала осуждать церковь — за антигуманную политику, введение чрезвычайного положения и вмешательство государства в личную жизнь граждан. Набрав долгов и проводя весьма варварскую в экологическом отношении политику, правительство одновременно сильно истощило рыбные ресурсы, распугало инвесторов, а после активизации Эль Ниньо окончательно потеряло контроль над ситуацией. Правое крыло внутри хунты и корпоративных структур окрепло, и в 1975 году Хуана Веласко Альварадо сместили свои же офицеры, поставившие во главе государства Франсиско Бермудеса, который при В.А. был министром финансов, а затем — министром обороны и премьер-министром.
Бермудес был скорее правоцентристом, он пытался балансировать между «приоткрыванием рынка» и национал-популистской риторикой, но в итоге такая половинчатая политика только усугубила ситуацию. В 1980-м году в стране прошли выборы. По иронии судьбы их выиграл свергнутый хунтой Белаунде Терри.
Повернуть вспять течение реформ традиционным перуанским элитам не удалось — нативы уже были урбанизированы (хоть и не очень удачно — образовалось слишком большая прослойка люмпенизированных людей), система образования изменилась, а вернуть землю и собственность прежним владельцам в полном объеме тоже не представлялось возможным. Перед страной стояла задача использовать наследие, которое предоставил ей экстремальный режим Революционного правительства вооруженных сил, приватизировать либо реорганизовать крупные экономические объекты. Возможности эти были растрачены в следующие десять лет. Президентство Алана Переса Гарсии доказало, что апризм не спасёт Перу: оно было феноменально неудачным как в экономическом, так и в социальном смысле. В результате его бестолковых действий уровень бедности в стране вырос с 41.6% до 55%, членство Перу в МВФ и Всемирном торговом банке было приостановлено, инфляция зашкалила, а значительная часть территории страны находилась под контролем боевиков из Сендеро Луминосо и Ревдвижения Тупак Амару. Киднэппинг, убийства, грабежи и избиения людей были нормой; в конце 80х ультралевые даже напали на советское посольство с целью «наказать СССР за предательство международного рабочего движения и поставки оружия в Перу». Отношения между СССР и Перу и правда были очень теплые — в 1975 году Перу вышла на четвертое место в регионе по обороту внешней торговли с СССР. Помимо левых террористов в стране действовали и антикоммунистические, фалангистские и неофашистские организации, зачастую работавшие совместно с криминальными структурами. Им был свойственен избыточный радикализм и склонность сходу записывать всех несогласных с ними в «коммунисты» и «враги Отечества».
Гарсиа был не единственным виновником сложившейся ситуации — за двадцать лет «до-фухимористских» правительств из Перу выехало в качестве беженцев около миллиона человек и эмигрировали еще семьсот тысяч; исследователи приводят цифры в тридцать тысяч погибших в результате терактов, и сумму в 30 млрд. долларов ущерба.
2. Альберто Фухимори: антитеррор, превращение в ягуара и падение
Этнический японец Альберто Фухимори пришел к власти в консервативной националистической Перу на волне усталости и разочарования людей в традиционных перуанских партиях — коррумпированных, элитаристских и вороватых. Он продумал концепцию нового политического движения, которое, как он сам говорил, должно было базироваться на идеях труда, честности и развития технологий. Разработав политическую платформу, он основал движение «Перемена-90». Фухимори, в отличие от высокомерных кандидатов от традиционных партий, ездил на своем знаменитом агитационном тракторе по всей стране, даже в регионы, бывшие под контролем боевиков, просвещал, вдохновлял и поднимал людей. Он выступал с лозунгами решения проблемы терроризма, расизма и дискриминации, искоренения бедности, поддержки малого и среднего бизнеса, общественной солидарности и взаимопомощи и общенационального объединения. «Демагогия кончается там, где начинается реальность» — постоянно повторял он, и люди, жившие в бедной провинции, подконтрольной ультралевым террористам, в глаза не видевшие настоящих политиков из столицы, верили ему.
Сегодня Фухимори принято относить к классическим неолибералам проамериканского образца, чуть не пиночетовского типа. Фухимори даже прозвали «Чиночетом» в левой прессе. Нельзя однозначно сказать, уместно ли такое сравнение, поскольку термин «неолиберал» в 90-е годы превратился в ярлык: так называли и Фухимори, и его оппонента Марио Варгаса Льосу, хотя их экономические программы сильно отличались. Льоса делал ставку на классические правоконсервативные силы страны — крупный бизнес и церковь. В его распоряжении было телевидение и СМИ, он был фаворитом «двенадцати апостолов» — так называли двенадцать богатейших олигархических фамилий страны. Его программа заключалась в проведении массовых приватизаций, отказе от социальной помощи, полной ликвидации госсектора. Фухимори с его трактором, «трудом, честностью и технологией» никто не воспринимал всерьез, пока он не вышел во второй тур президентской гонки, спутав все карты Льосе, который должен был победить в первом туре. Льоса немедленно сменил риторику — от «шоковой терапии» перешел на «помощь малоимущим». Его штаб печатал и разбрасывал тысячами листовки, в которых сообщалось, что Фухимори насиловал несовершеннолетних и что он «расово неполноценный». Конкуренты Фухимори рассказывали про то, что у «эль чино» («китайца») нет ни капли перуанской крови, что он предаст Перу и т.д. Это не помогло — Фухимори выиграл выборы, переманив на свою сторону не только правых, но и умеренных левоцентристов, и неопределившихся граждан. Льоса же после выборов продемонстрировал, чего стоили патриотические речи про «перуанскую кровь»: в гневе он улетел в Париж, откуда призывал подвергнуть Перу изоляции и работать по принципу «чем хуже, тем лучше».
Свое правление «Чино» начал с того, что сместил командующих вооруженными силами, заменив их не замешанными в коррупционные схемы проверенными кадрами. Затем он начал чистить раздувшийся бюрократизированный госаппарат, потреблявший огромное количество ресурсов. Он дал время на самостоятельное увольнение тем чиновникам, которые брали взятки или были вхожи в криминальные структуры. Таким «добровольцам» выплачивалась компенсация. Остальные изгонялись громко, публично и с позором. Так, президент полностью разрушил кастово-наследственную структуру перуанского МИД, уволив 114 дипломатов и разогнав лишний персонал.
Экономически он сделал ставку на приватизации большого числа государственных «монстров»-корпораций, в том числе традиционно государственных; поддержку малого бизнеса и фермерства, жесткую налоговую политику (при Фухимори за уклонение от налогов стали сажать в тюрьму). Приватизация проходила прозрачно, под наблюдением СМИ, при условии, что иностранцы могут приобретать не более 49% акций. Держатели акций могли беспрепятственно вывозить прибыль и вкладывать ее по собственному усмотрению — Фухимори стремился создать в стране благоприятный климат для добровольного ведения бизнеса. В руках государства также полностью оставалась оборонка — к сожалению, в дальнейшем именно отсюда вырос один из самых масштабных «коррупционных цветков» эры Фухимори (к концу его правления распилы, откаты, мошенничество с военным пенсионным фондом и закупками вооружения приобретут поистине колоссальные масштабы, пока самого Чино будут всё сильнее опутывать, дезинформировать и прибирать к рукам коррумпированные силовики.) Была проведена денежная реформа и «отпущены» цены, снят контроль за валютой, созданы благоприятные инвестиционные условия. Важным шагом нового правительство была ликвидация громоздкого центрального внешнеторгового ведомства и системы торгпредставительств за рубежом — они урезались и переходили в ведомство МИД, становясь отделами при посольствах.
Эта политика, хотя она и была достаточно взвешенной, получила название «фухи-шока» и первоначально привела к сильному повышению цен и росту недовольства людей, несмотря на поднятую в четыре раза минимальную зарплату. Кредиторы, обещавшие стране помощь, не спешили действовать; подвела даже Япония, на которую Фухимори делал сильную ставку в своих планах. США отнеслись к событиям в Перу настороженно и предложили ей несколько небольших совместных программ; Фухимори это не удовлетворило, поскольку страна нуждалась в большем. Кроме того, новый президент планировал сократить производство и распространение кокаина в Перу.
Внутриполитический курс президента был направлен на подавление террористических группировок, возвращение полного контроля над страной, повышение эффективности и улучшение инфраструктуры и расширение социальной сферы. Режим осуществлял значительные вложения в социалку и помощь людям, живущим за чертой нищеты, а также развитие системы образования. Нельзя не упомянуть, однако, что перуанский режим часто критикуют за сохранение неравенства в медицинской сфере, доступ к которой для коренных жителей был ограничен. В медицине существовал и гендерный перекос: при том, что Перу была печально известна как один из региональных чемпионов по раку груди и матки у женщин, правительство не уделяло развитию женского медицинского сегмента должного внимания. Тем не менее, важно понимать, что серьёзный рост уровня жизни в значительной мере компенсировал этот гендерный перекос; проще говоря, если до Фухимори женщина не могла попасть к врачу просто в силу отсутствия развитой медицинской инфраструктуры и собственной бедности, то при нём она имела куда больше возможностей пользоваться медицинскими услугами — но они зачастую были недостаточно качественными и адаптированными под женские нужды.
Еще одной отличительной особенностью политики Фухимори была подчеркнутая самостоятельность. Он не особенно хотел зависеть от США, и регулярно пытался привлечь на перуанский рынок ЕС, Японию и Россию. В 1997-м Перу, к неудовольствию США, приобрела у Беларуси партию МиГов, а в 1998-м Россия наконец продала стране несколько самолетов и деталей к ним. В том же 1998-м произошел аномальный всплеск в развитии паруано-российских торговых отношений — оборот товаров и услуг резко вырос более чем в пять раз.
Япония при Фухимори стала крупным торговым партнером Перу в азиатском регионе. Товарооборот между странами достиг почти 1 млрд. долларов к 2000 году.
Перу последовательно выступала как сторонник кубинской интеграции в мировое сообщество и выступала против антикубинских резолюций США. Фухимори считал, что открытый рынок и доступность новых товаров и услуг быстрее покончат с кубинским режимом и нарушениями прав граждан, чем экономический прессинг и международные угрозы.
Действия президента, однако, вызывали раздражённую и даже агрессивную реакцию у парламентской оппозиции — как слева, так и справа. Раздраженные разрушительными для традиционной аристократии и решительными действиями Альберто Фухимори, старые перуанские элиты саботировали его начинания и каждый раз, проваливая очередной президентский проект, спрашивали: «Ну и что этот выскочка сделал для страны?». В итоге в 1992 году терпение Фухимори лопнуло, и он провел autogolpe — «самопереворот». В ночь с 4 на 5 апреля у дверей депутатов и сенаторов были поставлены военные и полицейские посты, продержавшие их несколько суток в изоляции. В ходе «самопереворота» были распущены Конгресс, Верховный суд и приостановлено действие Конституции. В стране ввели прямое президентское правление, преобразовав Перу в суперпрезидентскую республику.
Была проведена реформа Конституции, урезан госаппарат, налажено четкое исполнение законов. Итогом переворота Фухимори стали следующие показатели: ВВП увеличился на 7.1% и стал самым высоким в Южной Америке, а к 1994 году он стал самым высоким в мире, увеличившись на 13.6%. Инфляция уменьшилась и стала самой низкой за последние 22 года — еще в 1990 году она составляла 7650%. Приток иностранных инвестиций вырос в пять раз. Безработица уменьшилась вдвое, уровень бедности снизился на 9%, пенсии и минимальная зарплата выросли в четыре раза. Для наиболее отсталых регионов страны была разработана программа повышения уровня жизни и социальной помощи. Были пойманы и осуждены 14.5 тысяч боевиков, арестованы их лидеры — например, был схвачен Абимаэль Гусман, основатель и идеолог террористической маоистской группировки — тире — крупнейшего в стране картеля, торгующего наркотиками и людьми, Sendero Luminoso. Общий объем задолженности страны снизился с 33.5 до 18.5 млрд. долларов. Улучшилась система образования, в которую фухимористы вкладывали большие деньги.
Одним из пунктов программы правительства Фухимори, резко отличавшим его от классических консервативных латиноамериканских режимов, было принятие концепции планирования семьи, направленной на снижение рождаемости. Этот пункт стал также решающим при вынесении общенационального вердикта президенту Фухимори и его близким из силовиков. Совместно они предприняли катастрофическое, абсолютно не адекватное решение: провести серию стерилизаций среди коренного и бедного населения страны, чтобы снизить рождаемость и повысить «эффективность». Эта идея до сих пор не даёт фамилии Фухимори вернуться на президентский пост. Кейко Фухимори комментировала эту непростую и трагическую ситуацию по-разному. Несколько лет назад она утверждала, что ответственность лежит на докторах, которые не следовали протоколам и правилам. Позднее — обсуждала проблему нелегальных стерилизаций и пыталась извиниться за политику отца. Однако — не то проклятие перуанского трона, не то жестокие меры старика Альберто и его соратников по политическим изменениям, сделали своё. Кейко Фухимори снова и снова проигрывает выборы оппонентам с разрывом, менее, чем 0.5-1% голосов.
Следует отметить, что среди перуанского истеблишмента нет единого мнения относительно перуанской программы по контролю рождаемости и планированию семьи. Например, экс-министр здравоохранения Марино Коста Бауэр характеризовал её, как «отличную» и отмечал положительные изменения в области женского здравоохранения, в частности, снижение материнской смертности. Впрочем, это выглядело абсурдно: выходило, что женщины, которых стерилизовали без их осведомлённого согласия, как бы «сами захотели» и тем самым снизили уровень материнской смертности — будучи подло и нечестно лишёнными права на материнство.
Остановимся подробнее на фухиморизме. Первый срок правления Фухимори наилучшим образом был охарактеризован в журнале Newsweek за апрель 1994 года: «Фухимори за пять лет сделал больше, чем десять его предшественников за пятьдесят лет».
На выборах 1995 года оппозиция проиграла фухимористам, несмотря на то, что от нее был выдвинут Хавьер Перес де Куэльяр, человек с белоснежной репутацией и очень высоким международным авторитетом. Действующего президента поддерживало новое бизнес-поколение, студенты, городской средний класс, крестьяне и бедняки, чей уровень жизни при Фухимори по крайней мере поднялся выше откровенной нищеты и голода. Против него выступала церковь и клерикалы, старые национальные элиты, интеллигенция и оппозиционно настроенные горожане миддл-класса, которых не устраивали авторитарные тенденции и невозможность проведения полноценных демократических выборов.
Владимиро Монтесинос
На протяжении второго срока Альберто Фухимори продолжил свою политику, одновременно демонстрируя нараставшую усталость и склонность к изоляции и делегированию полномочий силовикам, которым президент слишком сильно доверял. Это отчасти объясняется тем, что супруга президента инициировала развод с ним, попутно вынеся на всеобщее обозрение семейное «грязное белье» и основав собственное политическое движение. Классифицировав это как предательство, Фухимори сильно замкнулся и стал доверять только близкому кругу назначенцев, среди которых был печально известный глава перуанской разведки Владимиро Монтесинос, развернувший под носом у президента колоссальную коррупционную сеть.
Фухимори одержал впечатляющую победу над ультралевыми; наиболее ярким эпизодом перуанской войны с террором было освобождение заложников из японского посольства, захваченного бойцами Ревдвижения Тупака Амару. В борьбе с террором эпизодически использовались нелегальные методы: власть поощряла самосуды над ультралевыми в удалённых районах и сквозь пальцы смотрела на создание парамилитари-организаций, которые воевали с коммунистами. Любопытно отметить, что перуанская либеральная пресса очень часто становилась на сторону террористов и подавала их как «борцов за свободу», что в общих чертах похоже на про-ичкерийскую политику ряда российских либеральных медиа 1990-х годов. Особенно масштабная травля Фухимори в мировых и национальных СМИ началась именно после разгрома ультралевых террористических группировок. Однако Фухимори не пытался ограничить свободу прессы и постоянно подчеркивал ее важность, хотя и сетовал на то, что там работает слишком много «болтунов», которые сами не понимают, что пишут. Это, однако, не снимает с него ответственности за создание нового особистского «дракона» и дальнейшего краха Республики и перуанской государственности.
Фухимори, при всей его неоднозначности, стал одним из символом независимой Перу — резко превратившейся из нищей, отсталой и зависимой страны в крепкое регионально значимое государство, настоящего южноамериканского ягуара, с которым принято считаться.
Как ни парадоксально, Фухимори во многом выступил в роли революционного лидера. Оба лидера — Веласко Альварадо и Альберто Фухимори, воплощая противоположные экономические модели, очень сильно прижали местные традиционные элиты и поспособствовали качественному изменению Перу и закрепили ее независимость и суверенитет. Оба лидера заставили мировое сообщество осмыслить Перу и по-новому взглянуть на неё.
K.S., 2017